Владимир Пронский - Стяжатели

С тех пор прошло несколько месяцев, но лишь в последнее время Игорь заметил, что Алла опять начала мелькать перед ним, особенно, когда прошел слух, что они с Ладой подали заявление. И с того дня Игорь вдруг по–настоящему понял Аллу, что она нисколько не забыла весеннее приключение, а лишь ждала подходящего случая, чтобы напомнить о нем, видимо, пропитавшись ожиданием мести и поэтому уподобилась капле, которая точит камень. Спохватившись, она отчаянно пыталась обратить на себя внимание, даже, может, расстроить свадьбу. И очень обрадовалась, когда Игорь согласился подвезти после работы и, соблазнившись ее присутствием, непонятно зачем начал прилюдно целоваться, хотя первоначально, у нее да, наверное, и у него и мыслей об этом не было. Но это все–таки произошло, хотя Алла пока не знала о том результате, которого вольно или невольно добилась.

Зато Игорь все прекрасно ощутил. Особенно, когда оказался за дверью квартиры Самохваловых. «А теперь что делать — к Аллочке завалиться?! — подумал Севрюков, выскочив из подъезда. — А что — она только рада будет!» Все–таки он отправился к себе домой, зная, что через час или два Лада обязательно позвонит, начнет выяснять что да как, а он станет юлить, оправдываться. Но Игорю не пришлось ничего этого делать, потому что в этот вечер Лада так и не позвонила.

Она до ночи маялась в квартире, надеясь, что Игорь все- таки вернется. Тогда, издеваясь, она выслушает его объяснения и, наверное, простит. Но чем дольше ждала, тем большая обида застилала душу. Почему–то более всего стало обидно оттого, что именно из–за Игоря потеряла Николая — школьного друга, с которым встречалась с шестого класса, знала его с тогдашних своих тринадцати лет. Они оба были такими наивными, не испорченными, искренне верили в настоящие отношения, хотя их детство пришлось на середину девяностых годов. Только две недели до призыва Николая в армию ее сердце разрывалось от счастья. И никто не знал об этом счастье.

Когда же Николай демобилизовался, то лишь на месяц хватило им тепла и светлых чувств. Потом, когда Лада начала настаивать, чтобы он поступал в институт, Николай вдруг заупрямился, стал уклоняться от встреч, а она сперва не поняла, почему именно. И только когда уж совсем допекла, он честно признался, что его зарплаты не хватит даже на самое дешевое обучение, даже если и мать будет помогать. А сидеть на чьей–то шее — это не для него.

Помнится, Лада тогда обиделась, укорила в лени, посчитав Николая недалеким человеком, и даже пожалела, что ждала его из армии, строила какие–то планы, а, как оказалось, у него даже не хватило ума, чтобы понять, что без образования в нынешней жизни пропадешь. Но как объяснить это человеку, считающему, что шоферская баранка прокормит лучше любого диплома. Николай продолжал работать на продуктовой базе и разъезжал по городским магазинам. В одном из них и познакомился с разбитной продавщицей Валей, неожиданно быстро женился, словно делал это кому–то назло. Когда же Лада узнала об этом, то постаралась выжечь Шишкина из своего сердца, забыть о нем раз и навсегда.

Но Шишкин оказался не таким уж простачком, когда понял, что семейная жизнь не получается. Да и как она могла получиться, если женился впопыхах, можно сказать, назло Ладе, чтобы та впредь не забывалась и не думала, что всегда всё будет только так, как она пожелает. Шишкин хотел своим поступком раскрыть Ладе глаза, чтобы она пострадала, помучилась, но, не зная, произошло ли это с ней, о себе он мог сказать твердо: он в этой ситуации настрадался больше. По крайней мере, ему так казалось.

Разведясь и освободившись от печали минувших дней, Шишкин не растерялся. Разъезжая по Княжску, зная все новости, вовремя подсуетился и вскоре устроился в районную администрацию водителем–охранником главы района, куда его взяли как бывшего морпеха. И новая работа очень радовала. Ему было невероятно приятно, когда он, бывало, проезжал мимо Лады на иномарке и делал вид, что не замечает ее.

Но всё поменялось, когда ее отец перебрался в княжский Белый дом, привел с собой Ладу, устроив ее в отдел экономики, как специалиста–дипломника. А она, хочешь не хочешь, начала встречаться с Николаем в коридорах администрации. Они даже любезно разговаривали, взаимно радуясь, что судьба опять свела вместе. Но, заметив, как Шишкин опять начал мелькать рядом с дочерью, Антон Тимофеевич заменил водителя. А через неделю, немного освоившись, наведя справки о сотрудниках, населявших кабинеты администрации, Антон Тимофеевич как–то за ужином заговорщицки сообщил дочери:

— Такого кавалера тебе откопал — закачаешься! Завтра приходи на разбор полетов, он тоже будет, потому что начальника замещает, я вас и познакомлю!

— Еще чего! — скривилась Лада. — У меня кавалеров хватает!

— Это меня не касается, а с Игорем Севрюковым я тебя всё равно сведу. Парень хоть куда! Родители — врачи, да и сам не дурак, на хлебном месте устроен! — твердо сказал Самохвалов.

Лада не сразу, но все–таки подружилась с Игорем, потому что к этому времени созрела по–настоящему. Да и как было не созреть, когда отец пообещал отдать квартиру, и не где- нибудь, а в Москве, сказав при этом: «Будешь слушаться — всё будет в порядке!» И всё прекрасно шло до сегодняшнего дня, но сегодня всё рухнуло.

Почти неделю ее родители ничего не знали. Открылось это лишь в следующий четверг. Уйдя после обеда с работы, Лада якобы зашла в салон для новобрачных, куда уже не раз заглядывала, чтобы присмотреть подходящее свадебное платье, а сама побродила по улицам и пошла домой.

Она понимала, если не принять срочных мер, пока размолвка висит в воздухе, то сплетен потом будет гораздо больше; но пока не хватало сил рассказать матери, представляя, что тогда начнется, сколько будет воплей, криков, уговоров и слез. Особенно начнет бушевать отец.

Размышлять Лада могла бесконечно, но тревожные мысли об отце заставили собраться с мыслями, настроить себя на решительность. Поэтому, не дожидаясь возвращения отца с работы, она постучала в спальню и заглянула к матери, читавшей какую–то книгу. Присела на кровать. Ольга Сергеевна спросила:

— От заботы сохнешь? Я — тоже! Вот пытаюсь читать, а на ум ничего не идет!

Лада усмехнулась:

— Сейчас повеселеете, Ольга Сергеевна! Хочу тебе сказать, мама, что свадьбы не будет! Я навсегда рассталась с Игорем!

Ольга Сергеевна прихлопнула руками и судорожно вздохнула.

— Не вздыхай и не заламывай рук! Как говорится, что Бог ни делает — всё к лучшему. Чтобы потом не разводиться, надо сейчас не совершить ошибку. Так что позвони родственничкам, пока не поздно, скажи, что свадьба отменяется.

— Может, все–таки расскажешь, что случилось?! Есть веские основания?

— Какие еще требуются основания, если он — сама видела — лизался в машине с какой–то гадиной на виду у всего города?! Только дурак будет этим заниматься с первой попавшейся? А муж–дурак мне не нужен! — сделала вывод Лада, и с такой укоризной посмотрела на мать, что та невольно потупилась, словно была в чем–то виновата перед дочерью.

Ольга Сергеевна действительно растерялась и сидела, словно оглушенная, даже отвернулась к окну, чувствуя, как растекаются слезы

— Мам, не вижу повода для слез! Было бы из–за чего расстраиваться.

— Как у тебя всё легко. Ладно, я тебя, может, и пойму, а что скажешь отцу?

— То и скажу: изменника он мне подкатил!

— Скандал ведь будет! Отец просто так не отцепится, житья не даст!

— А у меня квартира есть, в Москве буду жить. И вообще, хватит, мам, об этом. Надоело. Давай–ка поговорим о чем–нибудь другом! — предложила Лада, но ее предложение осталось без внимания.

Ольга Сергеевна поднялась с кровати, нашла телефонную трубку, набрала номер:

— Антон, не задерживайся, пожалуйста. Есть очень серьезный разговор.

Лада внешне никак не реагировала на ее слова, и, стараясь сохранить независимость, ничего не спросила у матери о том, что сказал ей отец. Лишь поспешно переоделась в джинсы, темно–синий свитер, схватила в охапку куртку и выскочила за дверь.

— Ты куда?! — тревожно спросила Ольга Сергеевна вдогонку, но Лада фыркнула:

— Чтобы не мешать вашему серьезному разговору!

Она выскочила из подъезда, надела куртку, а куда идти и зачем — непонятно. Решила в парке прогуляться, чтобы не мелькать перед домом, тем более что в парке не была давным- давно. Гуляла долго, а когда проходила над резной аркой с надписью «Парк культуры и отдыха», едва увернувшись от пронесшегося мимо Робинзона, потому что была занятая неспокойными мыслями, ее кто–то окликнул. Она сразу не поняла, кто именно, лишь в душе отозвалась на свое имя, а когда подняла глаза, то перед ней застыл Шишкин, словно шел–шел и наткнулся на неодушевленный предмет, который ни обойти, ни объехать, хотя его самого не объехать: высокий, широкоплечий, белобрысый короткий ежик во все стороны топорщится.